"Потребность в свободе". На смену цензуре пришли аресты

В этот день 31 год назад вступил в силу Закон СССР "О печати и других средствах массовой информации", который отменил цензуру. За эти годы российские СМИ выросли, размножились и окрепли, освоили новые форматы и жанры.

Сегодня цензура официально по-прежнему запрещена, но государство фактически объявило войну независимой журналистике. И сегодня же, спустя 31 года после отмены цензуры, умер Ясен Николаевич Засурский, без которого невозможно представить факультет журналистики МГУ, воспитавший не одно поколение независимых журналистов.

История советской цензуры началась уже на третий день Октябрьской революции. 9 ноября 1917 года Совет народных комиссаров издал декрет "О печати", который дал революционному правительству право ликвидировать буржуазную прессу как "одно из могущественнейших оружий буржуазии". В декрете подчеркивалось, что закрывать будут не все издания, а лишь некоторые, по одному из трех оснований. Сформулированы они, впрочем, были не слишком четко, и в считанные годы свое существование прекратили сотни газет и журналов, "сеявшие смуту путем явно клеветнического извращения фактов".

Подчеркивался и временный характер декрета. Обещалось, что он будет отменен "особым указом по наступлении нормальных условий общественной жизни".

"Нормальные условия", судя по всему, наступили только в 1990 году – в последний год жизни Советского Союза. До того во всей медиасфере, и в культуре в целом, царствовал Главлит – цензура распространялась и на периодические издания, и на книги, в том числе, ввозимые из-за границы, и на спектакли, и сценарии кинофильмов. Главлит прекратил свое существование после вступления в силу 1 августа 1990 года закона "О печати". "Печать и другие средства массовой информации свободны", – провозгласил новый закон.

Жизнь его была недолгой – вскоре рухнул СССР. В Российской Федерации в декабре 1991 года был принят закон "О СМИ". Он также провозглашал свободу печати и напрямую запрещал цензуру – и долгое время помогал редакциям и журналистам отстаивать свободу слова.

Но государство пошло другим путем. В 2008 году, уже после взятия под контроль всех федеральных телеканалов и крупнейших газет, был создан Роскомнадзор. Опираясь на законы "О защите детей от информации…", "О противодействии экстремистской деятельности" и другие, квази-цензурное ведомство блокирует сайты и штрафует редакции – как правило, критически настроенные к власти. В понедельник, 26 июля, были заблокированы, например, все медиапроекты Алексея Навального, включая сайты РосЖКХ и РосЯма.

В наши дни главным орудием цензуры стал Уголовный кодекс. Журналист "Медузы" Иван Голунов едва не попал в тюрьму по обвинению в продаже наркотиков – которые ему просто подкинули. Соавтор этой статьи Светлана Прокопьева осуждена по статье "оправдание терроризма" за авторскую колонку с размышлением о причинах, побудивших Михаила Жлобицкого взорвать себя в приемной архангельского УФСБ. Бывший корреспондент газеты "КоммерсантЪ" Иван Сафронов больше года находится в СИЗО по обвинению в госизмене, хотя суть инкриминируемого ему преступления до сих пор не ясна коллегам и адвокатам. Буквально на днях полиция пришла с обыском в дом главного редактора издания The Insider Романа Доброхотова по уголовному делу о клевете – оставив потом Доброхотова в статусе свидетеля. Год назад обыск у другого журналиста-"свидетеля" закончился жуткой трагедией – главред нижегородского сайта "Коза Пресс" Ирина Славина сожгла себя перед зданием МВД. "В моей смерти прошу винить Российскую Федерацию", – написала она в Фейсбуке.

Тех журналистов, которых никак не привлечь по уголовным статьям, государство объявляет "иностранными агентами". До декабря прошлого года в статусе СМИ-иноагента находились только редакции – Голос Америки и все проекты Радио Свобода. В этом году список пополнили "Медуза", The Insider, VTimes и другие. Но еще раньше стал заполняться список физлиц-СМИ-иноагентов. На сегодняшний день он состоит уже из 18 человек. Основания, по которым журналисты попадают в этот список, не ясны, а последствия – дискриминируют: это необходимость создать юрлицо, раз в квартал отчитываться в Минюст обо всех своих расходах и "политической деятельности" и под угрозой штрафа ставить длинную и громоздкую приписку буквально к каждой своей публикации, хоть в СМИ, хоть в соцсетях: ДАННОЕ СООБЩЕНИЕ (МАТЕРИАЛ) СОЗДАНО И (ИЛИ) РАСПРОСТРАНЕНО ИНОСТРАННЫМ СРЕДСТВОМ МАССОВОЙ ИНФОРМАЦИИ, ВЫПОЛНЯЮЩИМ ФУНКЦИИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА, И (ИЛИ) РОССИЙСКИМ ЮРИДИЧЕСКИМ ЛИЦОМ, ВЫПОЛНЯЮЩИМ ФУНКЦИИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА.

Как журналистам спастись от этой гибридной цензуры? И можно ли спастись?

"Попросит у Минюста разьяснений"

Союз журналистов России – наследник советского творческого союза – считается лояльной властям и, соответственно, авторитетной организацией. Его председатель Владимир Соловьёв входит в состав Совета при президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека. "Главная задача Союза журналистов, согласно Уставу нашего Союза – это борьба за свободу печати и свободу распространения информации, как бы ни пафосно это звучало", – говорит он.

По его словам, СЖ несколько раз в неделю реагирует на сигналы из регионов о фактах цензуры.

– Почти каждый день я подписываю бумаги в адрес следственных органов, Генеральной прокуратуры, Следственного комитета, полиции, руководителям регионов, в которых указываю на подобные факты, – рассказывает Соловьев. – И чаще всего, все-таки, происходит исправление ситуации, как это было совсем недавно, буквально несколько дней назад на Сахалине. Региональный руководитель решил уволить редактора газеты. Мы обратились и в прокуратуру. И после этого губернатор приехал на место, разобрался и уволил этого чиновника.

25 июля, спустя два дня, как Минюст дополнил список последней порцией физлиц-СМИ-иноагентов, Союз журналистов опубликовал на своем сайте сообщение: "Комиссия по правам человека в информационной сфере Совета при Президенте Российской Федерации по развитию гражданского общества и правам человека попросит у Минюста разьяснений по поводу признания ряда российских журналистов – физических лиц – иностранными агентами".

– Мы против любых ограничений, которые мешают работать журналистам, – комментирует Соловьёв, – как журналистам иностранным и нашим российским, работающим на иностранные СМИ внутри страны, так и российским журналистам, работающим за рубежом, против которых тоже применяются разнообразные подобные меры. По исследованию наших юристов, каждый раз, когда физическое лицо или СМИ попадает в реестр иноагентов, не объясняется, почему это происходит. Нет конкретных фактов, чтобы стало понятно, из-за чего физическое лицо или СМИ попадает в этот разряд. Это, конечно, сильно тревожит всю журналистскую общественность, потому что каждый из нас, наверное, когда-то имел контакты с зарубежными коллегами, а некоторые получали, может быть, гонорары от зарубежных СМИ. У меня самого, например, когда я был собкором в Югославии, несколько раз были прямые включения на Радио Свобода, я рассказывал о ситуации в Югославии. И они мне даже гонорар небольшой присылали. Что, после этого меня надо было объявить иноагентом?!

– Союз журналистов – влиятельная организация. Чувствуете ли вы возможность повлиять на эту ситуацию?

– Мы, все-таки, общественная организация. Но авторитет у Союза есть. И наши заявления, по крайней мере, по поводу применения цензуры на региональном уровне, работают, и чиновники бывают наказаны или уволены. А вот в масштабе всей страны, или в ситуации с иноагентами – тут достаточно сложно на что-то влиять. Тем не менее, я вхожу в состав Совета по правам человека при президенте РФ. И каждый раз при общении Совета с президентом – это бывает раз в год, обычно в конце года – подробно эта ситуация еще раз сообщается президенту. Его ответы можно изучить в стенограммах разговора СПЧ с президентом.

"Ситуация аховая"

Независимый Профсоюз журналистов был зарегистрирован Минюстом в 2017 году. Он был создан группой коллег, поскольку "официозные структуры не хотят или не решаются затрагивать неприятные темы и защищать пострадавших журналистов, особенно на Северном Кавказе и в Чечне". Главные инструменты работы профсоюза – открытые письма, петиции и пикеты. Последние, из-за пандемии, сегодня невозможны, говорит председатель профсоюза Софья Русова:

– Конечно, акции солидарности важны и нужны. Мне очень много раз за этот год хотелось выйти на какие-то пикеты, организовать митинг. Но сейчас ковидные ограничения, надеюсь, они когда-то закончатся и публичная политика хотя бы немного, в том числе, в поддержку СМИ вернется.

– Что может сделать журналистское сообщество, чтобы поддержать тех коллег, кто подвергается давлению и дискриминации?

– Профсоюз журналистов существует как организация независимых людей, которые понимают ценность свободы слова, свободы самовыражения и понимают, что цензура недопустима. Мы стараемся привлекать внимание к историям, связанным с региональными журналистами, потому что, когда что-то происходит в Москве с крупными изданиями, это больше попадает в информационное поле, на это сразу обращают внимание чиновники. Но Россия – очень большая страна. Профсоюз нужен, в том числе, чтобы все истории, связанные с давлением в регионах, в небольших городах, становились публичными, чтобы никто из власти не мог сказать, что со свободой слова и правами журналистов у нас все хорошо. Нет, у нас все очень плохо, ситуация аховая. Сокращается число СМИ, я знаю немало историй, когда люди не могут зарегистрировать новое СМИ по ряду причин. Надо бережно относиться друг к другу в профессии. Я допускаю, что у нас могут быть разные политические взгляды. Но взгляды на то, что институт СМИ должен быть независимым от государства, и отстаивать интересы общества – это главное, что должно объединять нас. Я надеюсь, что мы доживем до того времени, когда СМИ будут снова свободными и независимыми, а журналистика будет престижной профессией во всех смыслах, в том числе, с экономической точки зрения.

"Общество впало в апатию"

ПЕН-Клуб – это международная неправительственная организация, объединяющая профессиональных писателей, поэтов и журналистов, которая занимается защитой их прав. Члены ПЕН-клуба обязуются выступать против любого подавления свободы слова в своей стране и везде, где это возможно.

17 июля ПЭН-Москва и ассоциация Свободное слово выступили с совместным заявлением против наступления на свободу слова в России.

"Восемь наших коллег-журналистов внесены в список физических лиц – иностранных агентов. Это Роман Баданин, Юлия Ярош, Максим Гликин, Юлия Лукьянова, Мария Железнова, Петр Маняхин, Ольга Чуракова, Елизавета Маетная. Помимо бесконечных и бессмысленных отчетов в Минюст это практически исключает для них возможность работы в любых официально признаваемых медиа, выталкивает лидеров профессии на обочину информационного поля", – говорится в заявлении. Признание американской организации Project Media, Inc., издателя российского расследовательского сайта "Проект", нежелательной организацией авторы заявления расценивают как уничтожение важнейшего расследовательского ресурса. В документе отмечается, что при этом главными проигравшими оказываются наши сограждане, те самые "рядовые читатели и зрители", на интересы которых ссылается власть. Именно их кругозор искусственно сужается, попирается именно их конституционное право знать о происходящем в стране и мире из разных источников.

Литературовед, культуролог, медиаэксперт, член Санкт-Петербургского ПЕН-Клуба Николай Подосокорский подчеркивает, что почва для сегодняшний гонений на прессу подготавливалась 20 лет.

– Эти 20 лет не просто так прошли – первыми попали под удар профессиональные сообщества, из них выдавливали нелояльных, назначали нужных людей в руководство, разными способами ставили их под контроль. Поэтому вместо того, чтобы сегодня удивляться, почему разные профессиональные сообщества молчат, нужно просто смотреть, как они деградировали или в какую сторону развивались все это время, – говорит Подсокорский. – Сейчас номинально есть множество разных организаций, ассоциаций и общественных движений, но по факту те, кто занимается реальной правозащитой – мы же видим, как они схлопываются, как им клеят разные ярлыки, от иностранных агентов до нежелательных организаций. Это, на самом деле, общая трагедия.

– Бороться бесполезно?

– Нет, почему – делай, что должно, и будь, что будет, но весь вопрос в эффективности. Можно по пальцам пересчитать правозащитные структуры, которые не имеют ярлыка иностранного агента, не находятся под какими-то уголовными делами. Это "Медиазона", хотя на нее уже подан донос, "ОВД-инфо", который тоже вот-вот объявят иностранным агентом, Московская Хельсинская группа, наши ПЕН-Клубы, питерский и московский, но мы видим, особенно учитывая опыт Беларуси, что все эти организации тоже находятся под ударом. Из СМИ остались "Новая газета", "Дождь" и "Эхо Москвы" – одна радиостанция, одна газета и один телеканал. Остальные либо закрылись, либо находятся на грани закрытия. То есть почти никого не осталось. А дел, по поводу которых можно возмущаться, – кого-то арестовали, у кого-то провели обыск, кого-то объявили иноагентом – столько, что не успеваешь даже в личном качестве реагировать.

По словам директора ПЭН-Москва Надежды Ажгихиной, она сама свидетельствовала на суде по поводу объявления иноагентом Центра защиты прав СМИ, который возглавляет Галина Арапова.

– Это было пару лет назад, я дважды свидетельствовала за Галину Арапову, ездила в Воронеж, и я рада, что вместе со мной за нее вступались не только общественные организации, но и представители силовых структур. Потому что Галина как эксперт всем помогала. Я тогда говорила, что она не только не иноагент, а самый большой патриот, потому что она выполняет ту работу, которую по идее должны выполнять какая-то государственная структура. Это работа по информировании журналистов о современном законодательстве, о том, как с ним работать. Включение Центра защиты прав СМИ и других правозащитных организаций в реестр иноагентов я считаю большой ошибкой. А что касается СМИ-иноагентов и персон, которые включены в этот реестр (там есть даже моя бывшая студентка) – это просто нонсенс.

– ПЭН-Москва выступил с заявлением – что еще можно сделать?

– Ну, мы живем в обществе, в котором мы живем. Мне кажется, что самая большая проблема в России – не то, что существует этот список иноагентов, который совершенно абсурдно расширяется, а то, что наша аудитория не считает, что это их проблема. Мне кажется, что отсутствие понимания проблемы свободы слова как своей ежедневной и необходимой проблемы, отсутствие понимания защиты прав человека как собственной потребности – это самая большая беда современной России. Да, законодательство меняется – когда общество на этом настаивает, но когда общество индифферентно, когда оно не считает нападение на журналиста своей проблемой – вот это и есть самая большая проблема. Я это наблюдаю довольно давно, но мне кажется, что это изменится, что мы вернемся к здравому смыслу, что люди поймут, что происходящее в стране их касается. У нас очень многое было сделано для того, чтобы маргинализировать журналистов, правозащитников, гражданское общество, внушить, что это не важно, что это люди, которые между собой что-то решают, что это вас не касается – это было сделано достаточно технологично. Но я надеюсь, что единение людей вернется. Мне нравится, как говорит Дмитрий Муратов – что в конце 1980-х люди и журналисты смотрели в одну сторону, а потом что-то разладилось, и люди стали смотреть в другую сторону. Вот когда они снова посмотрят в одну сторону, у нас будет другая ситуация – это зависит только от людей. И я надеюсь до этого дожить – может, это будет значительно раньше, чем нам с вами кажется. А сейчас, наверное, происходит накопление опыта. В России никогда так сыто не жили. Этот опыт надо пережить, а после сытости наступает что-то еще, возникают другие потребности – в достоинстве, в свободе, в свободной прессе, в дискуссии. Потому что потребность в свободе и справедливости относится к базовым потребностям человека.

– В последнее время наше общество впало в апатию, – говорит директор Санкт-Петербургского Пен-клуба Елена Чижова. – С одной стороны, таково наше общество, с другой, это реакция на зимние разгоны демонстраций, ставших последним всплеском гражданской активности. Я не ожидаю больше ничего такого и думаю, что большинство людей, которые раньше интересовались этими проблемами, сейчас занимают такую позицию, что надо пересидеть. У многих мыслящих людей возникает ощущение, что власть закусила удила, плетью обуха не перешибешь, и люди погрузились в унылое застойное состояние. Втянули головы в плечи – мы же видим, каким репрессиям подвергаются все не втянутые головы. До сих пор идут эти "санитарные", "дворцовые" дела – все это привело к гражданскому унынию.

Петербургский ПЕН-Клуб – это все-таки не политическая организация, и на все события мы реагировать не можем, мы не средство массовой информации. Хотя свое отношение к этому мы давно высказали. Что может сделать писательская организация против этого катка? Это печально, но не хочется выглядеть необоснованным оптимистом. У меня у самой тоже очень пессимистические настроения, и в этом смысле я понимаю гражданское общество.

– Неужели Петербургский ПЕН-Клуб не собирается выступить в защиту только что объявленных иноагентами журналистов, в защиту The Insider и других СМИ?

– Я не вижу в этом необходимости. Логика развития нынешних событий была задана еще в 2014 году.

"Надежда только на ЕСПЧ"

Воронежский Центр защиты прав СМИ сам стал иноагентом еще в 2015 году. В отличие от многих других НКО, кого постигла та же участь, Центр не закрылся, а сумел продолжить работу с этим статусом. Сегодня юристы Центра консультируют и защищают в судах редакции и журналистов по всей стране – от Калининграда до Магадана.

– В последние годы все сложнее защищать в судах журналистов, многие дела, связанные с прессой и свободой слова, особенно если речь идёт о распространении информации в интернете, воспринимаются судами как политические, – говорит руководитель Центра медиаюрист Галина Арапова. – Если стороной в деле является Роскомнадзор (а таких дел все больше и больше), то суды удовлетворяют требования РКН почти в 100% случаев, не особенно разбираясь.

Это можно объяснить общей тенденцией в государственной политике считать интернет опасностью и местом, где распространяется всякий хлам, от детского порно до фейкньюс. В восприятии населения, включая и судей, плотно заложена концепция информационной безопасности и что государство борется за чистоту рунета от опасной для нас, и в особенности для детей, информации. Концепция свободы слова и права на доступ к информации не обсуждается, не рассматривается как ценность. Поэтому и судебная практика в такой атмосфере ориентирована на поддержание усилий государства и его органов власти в борьбе за инфляционную безопасность. Судьи стоят на стороне государства и Роскомнадзора, длительность среднестатистического судебного заседания по делам о распространении информации в Интернете редко превышает 10-15 минут. Поэтому у журналистов остаётся одна надежда – добиться справедливости и защитить своё право в Европейском суде по правам человека.

Добиваться справедливости в суде, по словам Араповой, еще удается по искам о защите чести и достоинства – к этой категории дел судьи подходят не формально и выслушивают аргументы защиты: "Здесь у нас процент выигранных дел до сих пор очень высокий, больше 90%".

Арапова считает, что само понятие цензуры в современной России пора переосмыслить – сегодня это уже далеко не "согласование материалов до их публикации", а принципиально другой набор инструментов давления. "Неоцензура" – это, в том числе, и контроль над интернет-провайдерами и операторами мобильной связи, которые создают техническую площадку для обмена информацией.

– И если контролировать их, можно вырубить, как мы знаем, любой канал связи. Именно таким образом работают блокировки, – поясняет юрист. – И это новые, мощные инструменты неоцензуры, которые государство использует очень эффективно, начиная от национализации всего федерального телевидения, контроля над контентом через административное давление, через государственные контракты с региональными СМИ, когда они конкурируют уже не за аудиторию, не за рекламу, не за подписку, от которой они получают доходы, а за бюджетные субсидии.

И безусловный инструмент цензуры – это непрерывное введение новых и новых тематических ограничений на распространение то одного, то другого контента. Осознание редакторами того, как много стало юридических санкций – то нельзя, это нельзя, Роскомнадзор, прокуратура, которые тебе угрожают блокировкой, штрафами – вызывает колоссальное повышение уровня самоцензуры. Даже тогда, когда нет прямого указания сверху, редакторы, журналисты уже боятся что-то писать, потому что они понимают, что если поднять эту тему, то завтра придут и к ним, заблокируют их сайт.

Поэтому очень смешно, на самом деле, когда государственные деятели говорят: "У нас нет цензуры. Посмотрите, у нас же демократическое государство, статья 29 запрещает цензуру, все прекрасно". Сразу всплывают, пышными красками расцветают все эти картины бесконечных судебных процессов, запретов, непрерывных штрафов, блокировок. Такого не было даже во времена, когда официально существовала та самая изначальная цензура.